Революция в дензнаках
Экономисты давно называют деньги кровью экономики. В истории есть немало примеров, когда экономики стран переживали сложнейшие катаклизмы, что, безусловно, отражалось на финансовых инструментах. Революционные события в России 1917-го – один из тяжелейших периодов новой истории, который не мог не затронуть денежную политику страны. Как отражались на купюрах события, приведшие к смене государственного строя, что стало новой кровью экономики советской власти, можно узнать у нынешних нумизматов, бережно хранящих историю в денежных знаках.
Вольное «деньготворчество»
Окунуться в смутные времена, перевернувшие историю России, можно на экспозиции посвященной 100-летию Октябрьской революции – истории денежного обращения в период с 1914-го по 1922 год. «Среди экспонатов выставки – уникальные образцы денежных знаков, никогда прежде не выставлявшиеся», – отмечает директор выставочного комплекса Наталия Ипатова. Наряду с утвержденными образцами купюр на выставке представлены проектные рисунки и пробные оттиски из фондов АО «Гознак».
«Перед началом Первой мировой войны российские банкноты – «государственные кредитные билеты» – свободно разменивались на золотые монеты. 19 июля 1914 года Россия вступила в войну, а уже 27 числа был издан закон о приостановке размена кредитных билетов на золото, как было сказано в документе, «до минования обстоятельств военного времени», но, как оказалось, навсегда. Постепенно монета заменялась бумагой. «Надо ждать крушения денежной системы», – с тревогой предупреждал в июне 1915 года министр финансов Российской империи Петр Львович Барк, – рассказывает ведущий специалист выставочного комплекса, кандидат исторических наук Андрей Богданов. – В 1915 году появились новые образцы бумажных денег: кредитные билеты без уникального номера – с упрощенной нумерацией, разменные казначейские знаки и даже непривычные деньги-марки».
Интересно, что деньги-марки отличались от выпущенных к 300-летию дома Романовых разве что тем, что бумага была плотнее, и на них имелась печать о приравнивании к мелкой монете. Такие деньги несложно было подделать.
«Думки» и «керенки» свободной России
К семнадцатому году монета почти исчезла из обращения. Остались бумажные деньги, которые со временем обесценивались. Выпускались кредитные билеты достоинством 250 и 1000 рублей. Тысячные купюры прозвали «думками», поскольку на них был изображен Таврический дворец в Петрограде – место заседаний Государственной Думы. Выпускали их в спешке, используя инструменты для билетов Монгольского банка, которые в 1916 году заказали в России, но так и не отпечатали. Одновременно разрабатывались новые типы купюр.
«Это время интересно разнообразием выпускаемых купюр, – поясняет Андрей Богданов. – Последними деньгами, выпущенными при Временном правительстве, стали известные «керенки» достоинством 20 и 40 рублей. Эти казначейские знаки именовались так в честь министра-председателя правительства Александра Федоровича Керенского».
Выпуск ничем не обеспеченных «бумажек», спровоцированный инфляцией и ростом цен, наблюдался в начале двадцатых годов прошлого века. В то неспокойное время никого не удивила бы просьба «дать миллиончик». Кризис денежного обращения сопровождался множеством фальшивых купюр, причем чрезвычайно распространены были и «денежные суррогаты» – боны, чеки и прочие образчики новоявленных купюр.
Черты любого переворота
После Февральской революции, при буржуазном Временном правительстве, развивался сильный финансовый кризис. С марта по октябрь 1917 года денежная масса в обращении почти удвоилась и достигла к 1 ноября 1917 года 20,4 млрд. рублей, что привело к сильному обесценению рубля. Цены каждый месяц росли на десятки процентов, что, в свою очередь, порождало усиление инфляции.
Перед октябрьским переворотом бумажный рубль по индексу стоил всего 10 довоенных копеек. В это время «черный рынок» и бартер практически заменяет денежный оборот (ситуация, знакомая нам, повторившаяся после развала Союза в начале 90-х).
В переходное время, как в 1917-м, так и в начале истории новой России, особенно трудная ситуация наблюдалась в больших мегаполисах – двух российских столицах, как считают историки, «в наибольшей степени зависимых от импорта, малопригодных для бартера». Вопрос: как выжить, ожидание катастрофы, боязнь голода-холода – общие черты переворота.
В своем секретном отчете в начале февраля 1917 года, начальник петербургской «охранки» писал: «Особенную опасность для населения представляет то обстоятельство, что подвоз сырья для петроградских (все еще довольно многочисленных) фабрик почти совершенно прекратился: ежедневно закрывают фабрики, и рабочие (часто опытные и единственные в своем деле специалисты) выбрасываются, таким образом, на улицу.
Вновь обострился «сапожный голод»: сапог почти не имеется в продаже, особенно женских, на которые устанавливается очередь; нет в продаже галош, сукна, шерстяных изделий и пр.; холст, полотно дешевых сортов и др. материи также исчезли с рынка; бумага и книги, лампы и грелки аптекарские товары и мыло, и пр. и пр. достаются с трудом, после долгих поисков.
К моменту революции в феврале 1917 года у жителей столицы империи также были свои веские основания проявлять недовольство. Охранка била тревогу – натуральный обмен почти заменяет денежный: «Продовольственный кризис, еще недавно ощущавшийся в Петрограде лишь низами населения, проклинавшими бесконечное стояние в «хвостах» (очереди), ныне задел все слои столичного общества без исключения: на многие продукты совершенно исчезли «хвосты», так как продуктов этих не стало в продаже совершенно, на другие же торговцы нагнали такие цены, что они стали большинству не по карману…»
Приходит время расцвета бартера – неизбежного спутника краха национальной денежной системы. На заводах выдают зарплату карточками и господствует «черный рынок», на котором товары меняются на товары, взаиморасчеты часто производятся бутылками со спиртным (опять-таки, вспомните девяностые). Газета «Возрождение» за 31 июля 1918 года писала: «Что-то несуразное творится на рынке, где каждый мелкий торговец диктует покупателю свою цену, совершенно произвольную, назначаемую, как говорится, на глаз… стоят хлебные «хвосты»… а посмотрите, как пляшут цены на такой продукт, как огурцы. Утром третьего дня огурцы были по 50 коп. за десяток, час спустя – 1 руб., 2 часа спустя – 1 руб. 30 коп. – 1 руб. 50 коп., и в обеденную пору – дошли до 2 руб. за десяток…»
Знаки и собаки
Время выхода первых общегосударственных советских денег, датированных 1918 годом, – 1919 год. Интересно, что они были выпущены с эмблемой Временного правительства с номиналами – от одного до 10 000 рублей. А из-за подписи Главного комиссара Народного банка РСФСР Георгия Пятакова, их называли «пятаковками». «Обманули комиссары, кучу денег надавали, а теперь на эти знаки ты не купишь и собаки», – мгновенно отреагировал на обилие «пятаковок» и «думок» оппозиционно настроенный народ.
В то же время проектировали новые советские деньги с портретами Карла Маркса, но из-за технических трудностей наладить их печать не смогли. Но реальностью в 1919–1920 годах стали деньги с лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Причем не только на русском, но и на английском и даже китайском и арабском языках. Эти купюры народ прозвал «мотыльками».
Особенно вольным «деньготворчество» стало в годы Гражданской войны: свои варианты купюр предлагали «красные», «белые», правления магазинов и потребительских обществ.
Почем тянучка?
Остановила этот «бумажный» разгул Новая экономическая политика (НЭП) и денежная реформа 1922–1924 годов, восстановившая обращение монет. К этому времени относится выпуск самой крупной в РСФСР купюры достоинством 100 000 рублей. Тогда высочайшие волны инфляции стремительно превращали деньги в фантики.
В связи с этим историки любят приводить воспоминания Ольги Берггольц («Дневные звезды»): «Каждое утро по дороге в школу я подходила к дяде Грише и спрашивала: «Дядя Гриша, почем сегодня тянучка?» «Сегодня двести восемьдесят миллионов штука», – отвечал он невозмутимо. То была пора инфляции, когда рубль неудержимо падал, и так приятно стало и в начале удивительно, когда вдруг миллиарды и миллионы превратились в рубли и даже в копейки и появились первые монеты…»
В истории все повторяется, и можно провести явную параллель с павловской денежной реформой неспокойного, переломного времени: января – апреля 1991 года (названа по фамилии премьер-министра СССР Валентина Павлова). Тогда состоялся обмен крупных купюр. Такого обилия денежных знаков, как в революционные годы, не было, но сработал тот же «эффект неожиданности», народ «накрыло» то же шоковое состояние, как в хождении «бумаг», так и в судьбах людей.
Звезды и орудия труда
Российская империя переживала трудный период, в обращении было множество ценных бумаг: облигации, чеки на предъявителя, ордера и так далее. В Хорезмской республике одно время печатались деньги на шелке, а, например, в Семиречье на денежных знаках было указано, что они обеспечиваются запасом опия, хранящимся в здании Государственного банка. Морж и белый медведь были нарисованы на архангельских деньгах, а некий кооператив «Разум и совесть» выпускал чеки, которые можно было обменять на хлеб и продукты…
Томные девы, матросы в бескозырках, вазоны с фруктами, гербы и звезды, орудия труда – все это многообразие усугубляло ощущение нестабильности. По сути, в банкнотах отразилось время.
Черты любого переворота
После Февральской революции, при буржуазном Временном правительстве, развивался сильный финансовый кризис. С марта по октябрь 1917 года денежная масса в обращении почти удвоилась и достигла к 1 ноября 1917 года 20,4 млрд рублей, что привело к сильному обесценению рубля. Цены каждый месяц росли на десятки процентов, что, в свою очередь, порождало усиление инфляции.
Перед октябрьским переворотом бумажный рубль по индексу стоил всего 10 довоенных копеек. В это время «черный рынок» и бартер практически заменяет денежный оборот (ситуация, знакомая нам, повторившаяся после развала Союза в начале 90-х).
В переходное время, как в 1917-м, так и в начале истории новой России, особенно трудная ситуация наблюдалась в больших мегаполисах – двух российских столицах, как считают историки, «в наибольшей степени зависимых от импорта, малопригодных для бартера». Вопрос «как выжить?», ожидание катастрофы, боязнь голода-холода – общие черты переворота.
В своем секретном отчете в начале февраля 1917 года начальник петербургской охранки писал: «Особенную опасность для населения представляет то обстоятельство, что подвоз сырья для петроградских (все еще довольно многочисленных) фабрик почти совершенно прекратился: ежедневно закрывают фабрики, и рабочие (часто опытные и единственные в своем деле специалисты) выбрасываются, таким образом, на улицу.
Вновь обострился «сапожный голод»: сапог почти не имеется в продаже, особенно женских, на которые устанавливается очередь; нет в продаже галош, сукна, шерстяных изделий и пр.; холст, полотно дешевых сортов и другие материи также исчезли с рынка; бумага и книги, лампы и грелки, аптекарские товары и мыло и пр. и пр. достаются с трудом, после долгих поисков.
К моменту революции в феврале 1917 года у жителей столицы империи также были свои веские основания проявлять недовольство. Охранка била тревогу – натуральный обмен почти заменяет денежный: «Продовольственный кризис, еще недавно ощущавшийся в Петрограде лишь низами населения, проклинавшими бесконечное стояние в «хвостах» (очереди), ныне задел все слои столичного общества без исключения: на многие продукты совершенно исчезли «хвосты», так как продуктов этих не стало в продаже совершенно, на другие же – торговцы нагнали такие цены, что они стали большинству не по карману…»
Приходит время расцвета бартера – неизбежного спутника краха национальной денежной системы. На заводах выдают зарплату карточками и господствует «черный рынок», на котором товары меняются на товары, взаиморасчеты часто производятся бутылками со спиртным (опять-таки, вспомните девяностые). Газета «Возрождение» за 31 июля 1918 года писала: «Что-то несуразное творится на рынке, где каждый мелкий торговец диктует покупателю свою цену, совершенно произвольную, назначаемую, как говорится, на глаз… стоят хлебные «хвосты»… а посмотрите, как пляшут цены на такой продукт, как огурцы. Утром третьего дня огурцы были по 50 коп. за десяток, час спустя – 1 руб., 2 часа спустя – 1 руб. 30 коп. – 1 руб. 50 коп., и в обеденную пору – дошли до 2 руб. за десяток…»