Главный акционер «колыбели революции»
1917 год прочно закрепил за Петербургом-Петроградом статус «колыбели революции». Однако будет явным преувеличением рассматривать весь город как единый очаг великой русской смуты: в этой «колыбели», как в матрешке, была своя, внутренняя «колыбель», в которой прежде других проросли семена грандиозного восстания. И хотя начало февральских событий обычно связывают со стихийными бунтами в очередях за хлебом, а явным центром октябрьского большевистского переворота был, безусловно, Смольный, в событиях всего семнадцатого года в целом можно увидеть особую роль петроградского Путиловского завода, подошедшего к революции под началом одного из крупнейших финансистов страны – Алексея Ивановича Путилова.
Протеже министра
Карьера Алексея Путилова, выходца из семьи небогатых новгородских дворян, началась в Министерстве финансов, в должности рядового юрисконсульта. Реальный взлет ему обеспечил «отец» золотого рубля Сергей Юльевич Витте, возглавивший Минфин в 1892 году. При нем Путилов стал управляющим двумя крупнейшими ипотечными банками страны: Дворянским земельным и Крестьянским поземельным. Доверие, которое испытывал Витте к Путилову, было поистине огромным как по службе, так и в частной жизни – они даже вместе ходили в баню.
Получив в свои руки банки, Путилов составил докладную записку, настаивая на принудительном выкупе государством земель помещиков, которые затем следовало продавать крестьянам. По мнению банкира, это давало шанс погасить бушевавшие по стране крестьянские восстания, а заодно повысить эффективность сельского хозяйства. Император Николай II лично отверг инициативу Путилова, назвав ее «недопустимо революционной».
Китайский скачок
Возможно, именно в этот момент Путилов увидел грядущий конец монархии. Политика вошла в противоречие с экономикой, здравый смысл – с убеждениями. Вслед за случившейся весной 1906 года отставкой Витте, Путилов тоже оставил государственную службу, переключившись на финансовые операции. Его высокий покровитель сделал своему протеже еще одну услугу, добившись для него поста председателя правления Русско-Китайского банка.
Этот банк тоже был детищем Витте, который создал его для обслуживания дальневосточной политики Российской империи. Банк сполна ощутил тяжкие результаты поражения государства в войне с Японией, и на Путилова легла задача вернуть предприятию былое влияние.
Изыскать необходимые для решения задачи деньги внутри страны оказалось невозможным, и Путилов обратился к иностранному капиталу. Предложенная Путиловым схема – объединение Русско-Китайского банка с одной из петербургских кредитных организаций, представлявших интересы французских финансистов, – позволяла последним, не нарушая законов, выйти на российский рынок. А Путилову сделка с последующим размещением на внешних рынках акций нового банка, названного Русско-Азиатским, давала необходимые средства.
Путилов добился от французских акционеров полного невмешательства в свои дела, пригрозив в противном случае оставить пост председателя правления. Получив свободу, он развернул масштабную инвестиционную программу. Его интересы простирались от мукомольных предприятий, табачных фабрик и маслобоен до нефтяных приисков и трубопрокатных заводов. Политика в его делах занимала весьма незначительное место: он вникал в нее ровно настолько, чтобы правильно определять деловую конъюнктуру на будущее.
Столичная пресса называла Путилова «гением финансового мира», «романтиком империализма» и даже «банкиром-романтиком». Ему принадлежал своеобразный рекорд: финансист был председателем или членом правления почти полусотни акционерных обществ, связанных с Русско-Азиатским банком. При этом в быту один из самых богатых коммерсантов страны оставался почти аскетом, его не интересовали женщины и мода, чаще он ходил в потертом пиджаке, лацканы которого были засыпаны табачным пеплом. Курил Путилов беспрерывно: ходили легенды, что порой он даже пытался использовать мундштук в качестве карандаша, настолько привык держать его в руке.
Союз денег и стали
В 1910 году на прием к Путилову пришел представитель правления Общества Путиловских заводов. Здесь следует сделать уточнение: предприятие было создано еще в начале XIX века, а свое имя получило во второй половине позапрошлого столетия, в честь тогдашнего владельца и дальнего родственника петроградского банкира – инженера Николая Ивановича Путилова. Визитер просил денег – предприятие-«однофамилец» переживало кризис, продукция была арестована за долги, акционеры уже третий год не получали дивидендов. Путилов смотрел в окно и чистил свой знаменитый мундштук, а сбитый с толку гость уже готовился откланяться, когда банкир неожиданно сказал, что готов войти в дело.
Путилов задумал не просто модернизировать завод, а создать военно-промышленную группу, которая производила бы пушки, снаряды и даже военные корабли. Программа была выполнена за два года, потребовав инвестиций, в полтора раза превышавших стоимость имущества предприятия. Многие считали траты излишними, а вложения капитала очень рискованными. На одном из совещаний председатель правления заводов, протестуя против идей Путилова, демонстративно поднялся с кресла и предложил занять его оппоненту. Он хорошо знал, что банкир ничего не понимает в производстве, зато не учел характера финансиста: тот вздохнул и сел на предложенное место.
К началу войны Путиловский завод обеспечивал почти половину российского производства пушек, а с началом боевых действий заказы предсказуемо подскочили. Но прошло немного времени – о мире еще никто и не думал, а Путилов принял уже новое неожиданное решение: он прекратил финансировать расширение производства. Рано или поздно сражения должны были закончиться, следовало думать о будущем, а Путилов все яснее чувствовал: конец старой России не за горами.
Французский посол Морис Палеолог зафиксировал в дневнике разговор, состоявшийся у него с Путиловым в июле 1915 года. «Революция неизбежна, она ждет только повода, чтобы вспыхнуть, – пророчески сказал тогда финансист. – Мы увидим вновь времена Пугачева, а может быть, и хуже».
Он словно видел то, о чем говорил – одним из первых в столице забастовал именно Путиловский завод, а его рабочие составили основу большевистских отрядов Красной гвардии. Правда, к тому моменту за рыночный подход к военному производству власти обвинили Путилова в отсутствии патриотизма и секвестировали предприятие.
Новое время Путилову пришлось не по душе, и всего через несколько месяцев после Февральской революции он организовал Общество экономического возрождения России – кружок ведущих банкиров столицы, взявшихся финансировать вооруженный мятеж. Но договориться им не удалось – часть заговорщиков хотела, чтобы мятеж поддержали и члены правительства, получив же от них отказ, ряд «спасителей России» поспешили отойти от сторонников переворота. Видя, что ряды союзников тают на глазах, Путилов тоже поспешил выйти из дела.
Последняя комбинация
После большевистского переворота Путилов смог перебраться в Париж. В 1921 году, узнав о приезде во Францию советского дипломата Красина, он попробовал выйти на контакт с новой властью. Путилов лично знал Красина, ведь всего несколькими годами ранее он рекомендовал его в управляющие одного из частных заводов Петрограда, выполнявшего крупные военные заказы. Путилов предложил создать эмиссионный банк с международным участием для проведения денежной реформы в России. Красину идея понравилась, но в Москве ее отвергли, а эмиграция тоже не простила банкиру попытки договориться с красными.
Когда в начале 1937 года корреспондент одной эмигрантской газеты навестил Путилова, то оказалось, что бывший вершитель судеб российских финансов живет в маленькой квартире на втором этаже, на тихой удаленной от центра улице, что он практически не выходит из дома, поскольку ноги уже отказываются служить. Возраст, превратности судьбы, да и неумеренное курение, сыграли свою роль. Путилов тихо умер незадолго до начала Второй мировой войны.
